Ан Виктор Киманович
Родился на юге Сахалина

Все, кому пришлось пройти сквозь тяжкие годы войны, они запомнились на всю жизнь. И каждому по-своему.

ЛЮДИ ДОБРА

Я родился на юге Сахалина. Первым языком, на котором я начал говорить, а потом писать, был японский. И учиться я, есте- ственно, начал в японской школе – других не было.
Когда мне было около восьми лет, Вторая мировая война шла к своему завершению. И летом сорок пятого года в войну с Японией вступил Советский Союз. У нас на Дальнем Вос- токе местными муниципальными властями стали активно рас- пространяться и всячески поддерживаться слухи о жестокости и дикости русских солдат. Говорили, что они никого щадить не будут.
Задолго до прихода Советской армии жители стали строить себе землянки в лесу, подальше от деревни. И когда мы услышали об их приближении, почти вся деревня поспешила спрятаться в лесу.
Вместе со всеми ушла и наша мама, больше всего опасаясь за нас, маленьких детей. Несколько недель мы жили в лесу. Благо время было теплое. Питались чем придется. Ели скудные припасы из дома и все, что можно было собрать в лесу. Сухари и крупа быстро закончились.
Время шло, а о «зверствах» русских ничего не было слышно. Вроде никого не трогали. Люди стали поговаривать о возвращении в деревню.
Староста решил отправить одну семью как бы на разведку. Выбор почему-то пал на нас. Если с нами ничего не случится, следом вернутся и остальные. Зачем-то нам велели повязать на руки красные повязки. И мы пошли: мама, я и двое моих братьев. Самым старшим был я. Среднему брату – шесть, мать держала нас за руки. Младшему – год. Он поместился в корзине за плечами. Высовывалась только голова.
Дорога хоть не дальняя, но трудная, каменистая, петляла из стороны в сторону – то поднималась вверх, то спускалась вниз.
Недалеко от деревни нам встретился автомобиль с открытым верхом. В нем ехали офицер и солдаты. Офицер – рядом с водителем, что это офицер мы поняли по фуражке с козырьком. Остальные в пилотках. Сзади два бойца с винтовками за плечами. Винтовки со штыками.
Поравнявшись с нами, автомобиль затормозил. Офицер обернулся и что-то сказал двум солдатам с винтовками на не понятном мне тогда языке. Солдаты вышли, а машина поехала дальше.
Мы продолжали свой путь. Солдаты шли за нами на некотором расстоянии. Было от чего испугаться. Мама схватила нас крепко за руки, но старалась не показывать страха. Солдаты проводили нас до самого дома и быстро ушли.
Через некоторое время к дому подъехал уже другой автомобиль. Офицера в нем не было. Рядом с водителем – боец с винтовкой. Когда они вошли, мы стали жаться к маме. Сразу вспомнились «страшилки» о русских солдатах, «не знающих жалости ни к кому».
Думали, пришли нас убивать.
Надо было видеть нас в ту минуту. Тощие и грязные, готовые вот-вот разреветься, мы держались за мамину юбку. Правда, пришедшие не были бородатыми и страшными, как часто говорил нам учитель.
Молодые ребята, опрятно одетые, они знали, что мы не понимаем по-русски. Один из них поманил меня пальцем, как самого старшего. А я еще крепче ухватился за маму. Он улыбнулся и снова поманил меня.
Я рискнул. Солдаты вышли из дома и знаками показали мне следовать за ними. Мы шли к магазину. Страх понемногу отступал. Магазин был открыт, солдаты вошли внутрь. Я вошел следом. Большую часть товаров уже вынесли, но кое-что осталось. Солдаты быстро нашли немного крупы, какие-то консервы, положили их в заплечные мешки. Мне дали небольшие кульки с продовольствием. И мы вышли. Дверь заколотили валявшимися досками.
Втроем вернулись домой. Увидев меня живым и невредимым, мама чуть не рас- плакалась от радости. Все это время, пока меня не было, она сидела и держала на руках моих младших братьев.
Бойцы, поискав глазами стол, молча стали выкладывать продукты из мешков. И достали еще что-то. Это был русский хлеб. Раньше хлеба мы не видели. Его заменяла нам рисовая лепешка. Что-то сказали на непонятном языке, посмотрели на нас, улыбнулись и вышли. Мы услышали затихающий звук отъезжавшей машины. Позже я догадался, что русский офицер сказал солдатам. Увидев бредущих с матерью по дороге оборванных, грязных детей, он приказал солдатам проводить нас до дома. Чтобы ничего не случилось. Да и посмотреть, как мы живем. Солдаты вы- полнили приказ и доложили командиру. Вероятно, они получили задание снабдить нас какими-нибудь продуктами...
К десяти годам я уже говорил на русском и какое-то время искал нашего безы- мянного спасителя. Но, увы...
Жизнь сложилась так, что мне везло на хороших людей. Среди них немало из- вестных и уважаемых...
Спустя годы я уехал в Хабаровск, в 1965 году окончил там медицинский институт. Три года врачевал на Сахалине. Через некоторое время мой учитель и благодетель – академик Александр Наумович Рыжих позвал меня к себе в московскую клинику.
«Слепил» из меня хирурга. Надеюсь, не последнего десятка.
Прошли годы, десятилетия, на моем счету более двадцати пяти тысяч успешно проведенных операций. Со своими врачами пациенты порой бывают предельно от- кровенны, и я, можно сказать, становился невольным духовником и поэтому обязан хранить молчание...
Но не могу не вспомнить один эпизод из жизни. В 1971 году под мою опеку попал Арам Ильич Хачатурян – личность незаурядная, не только в музыке.
В то время в нашей клинике не хватало оборудования и медикаментов. Я как-то поделился своей озабоченностью с Арамом Ильичом...
Однажды под вечер, уставший после трех операций, присел у медицинского поста, мысленно перебирая все моменты прошедших операций. Проголодался – восемь часов в операционной...
Вдруг в коридоре появились люди военной выправки. Началась суматоха. Ком- позитора собрался навестить Председатель Совмина Алексей Николаевич Косыгин. Хачатурян пригласил заведующего отделением и меня в палату. И когда Косыгин стал прощаться, Арам Ильич обернулся к нам и спросил:
– А почему не поделитесь с Алексеем Николаевичем вашими проблемами? На этом вечер не закончился. Мы остались вдвоем. Хачатурян посмотрел на
мой тусклый и усталый вид.
– Ох! Я чего-то проголодался. Есть хочу! Но в одиночку не привык. Прошу к столу!
После ухода высокого гостя стол был заставлен всякими вкусными изысками. Заморив червячка, я вдруг увидел, что Арам Ильич ничего не ест...
Оказалось, что он тоже спасал меня от голодной смерти.

* * *
Прошло более семидесяти лет с окончания самой кровопролитной войны ХХ века.
9 мая 2015 года мы отметили юбилей Победы, в августе семидесятилетие окончания войны отпраздновала и моя родная деревня на Сахалине.
Я вспоминаю с благодарностью русского офицера и трех солдат, спасших нас от голода, не пожалевших хлеба. До сих пор помню его терпкий запах...
Вероятно, они и моя дорогая мама во многом определили для меня критерии жизненных ценностей.
И такие люди (я благодарен судьбе!) встречались мне по жизни. Сердца их, прошедших через ужасы самой страшной войны и многие тяготы и передряги после- военных лет, да и разные жизненные испытания, которых на долю каждого выпало немало, не огрубели, чувства не притупились. Их души сохранили способность по- нимать, сострадать и чувствовать чужое горе, боль и заботы как свои. Это и мне по- могает держаться на уровне, отвечать людям взаимностью. Иначе настоящим Врачом не будешь.

ВИКТОР КИМАНОВИЧ АН,
кандидат медицинских наук, заслуженный врач России