Лесин Константин Корнеевич
Родился 3 ноября 1913 года
в станице Семикаракорская Ростовской области

Лесина Галина Ильинична
Родилась 17 июля 1918 года в городе Торжке

Память – это самое главное, что связывает нас с прошлым, с ушедшими родными и близкими, с теми, кто прошел испытание самой страшной и кровопролитной войной прошлого века. В каждой семье есть своя история Великой Отечественной войны, свои потери, свои Герои.

ПЕРЕПРАВЫ К ПОБЕДЕ

Мы родились после войны, но с молоком матери, можно сказать на генетическом уровне, впитали память о ней. Мне в раннем детстве часто снился сон: лето, поле, высокая трава, я слышу какой-то гул и вижу, как на меня надвигаются ряды немецких солдат, я вижу только сапоги и чувствую непреодолимый страх. Бегу без оглядки, сердце выскакивает из груди, я совсем маленькая, мне удается спрятаться в зарослях цветущего иван-чая. Я просыпаюсь от собственного плача, подушка мокрая от слез... Откуда этот страх и эти видения. Ведь у нас тогда не было телевизоров и, конечно, я не видела никаких фильмов о войне. Это точно генетическая память...
Мы с моей старшей сестрой Татьяной родились в Берлине, где до 1949 года служил отец. Наши родители – Лесин Константин Корнеевич и Гусева Галина Ильинична встретились на фронте. Мама в июне 1941 года окончила Ленинградский медицинский институт, а папа с третьего курса Ростовского строительного института в 1935 году был призван в армию, прошел войну с первого до последнего дня и уволен в запас в 1955 году.
Наши родители встретились на фронте. Конечно, мы не знаем всех подробностей этой встречи и, к сожалению, так и не узнаем – родителей уже нет с нами. Мама ушла из жизни в апреле 2000 года, а папа в мае 2001 года.
Когда мы были маленькими, у нас дома часто собирались их друзья-однополчане, но о войне они говорили мало. Больше запомнились беседы о войне с писателем-фронтовиком Юрием Васильевичем Бондаревым, с которым родители познакомились и подружились уже в мирное время. Познакомил их Юлиан Семенов, он с детства знал нашего отца и до последних дней своей жизни звал его «батя». Наш отец был очень разносто-
ронним человеком: будучи инженером-строителем, он прекрасно разбирался в литературе, очень любил поэзию, часами мог на память читать стихи и всегда привлекал к себе творческих людей. Так, в Берлине в конце войны он познакомился с уникальным человеком – Семеном Александровичем Ляндресом (отец писателя Ю.Семенова), и дружба эта продолжалась до ухода из жизни Семена Александровича в 1968 году.
Наши родители собирались когда-нибудь подробно рассказать нам историю своей жизни, но так и не успели... Сейчас мы по крупицам собираем факты, документы, фотографии, письма. Копаемся в своей памяти. Я помню, мама рассказывала, что когда ее в апреле 1944 года перевели в воинскую часть, где служил ее будущий муж, тот был где-то в командировке и ее временно поселили именно туда, где он был расквартирован. Когда он вернулся, был очень удивлен, увидев молоденькую хрупкую блондинку. На девушку он не произвел особого впечатления, хотя был очень ярким, интересным, с прекрасным чувством юмора человеком. У отца в то время была пышная темная шевелюра и почему-то пшенично-рыжие усы – они-то и не понравились его будущей супруге. Вероятно, он это почувствовал и буквально на следующий день сбрил усы, и это, наверное, стало началом завоевания сердца непреклонной ленинградки...
До войны у отца уже была своя семья. Женился он довольно рано, избранницей его стала красавица Ираида, и в сентябре 1939 года у них родилась дочь Виктория.
Из воспоминаний Виктории: «Тот роковой день – 22 июня 1941 года разлучил моих родителей навсегда.
Моя семья: папа – Лесин Константин Корнеевич, мама – Кондратенко-Лесина Ираида Владимировна и бабушка – Пономаренко Лидия Федоровна – жила в служебной квартире воинской части, в местечке Ломжа рядом с польской границей. Отец служил в штабе этой части, мама работала чертежницей-копировальщицей, а бабушка – машинисткой там же. Маме едва исполнилось 22 года, бабушке было 43года, а мне до двух лет не хватало двух месяцев. Поэтому практически все, о чем я рассказываю, – воспоминания моей бабушки. Основным местом нашего жительства был Минск, и 21 июня мы с мамой были в там – мама приехала по каким-то делам, связанным с работой. В стране было напряженное положение, и, когда под утро послышались звуки бомбежки, стало понятно – началась война. Маме нужно было срочно возвращаться в часть, и мы на попутных грузовиках пробирались к месту расположения части. На полпути повстречали колонну грузовиков с солдатами, командирами, которые отправлялись на передовую. Когда наш грузовик поравнялся с машиной, в которой был папа, он успел только бросить маме ключи от квартиры и что-то крикнуть. все вокруг грохотало, и никто не услышал папиных слов. Как потом выяснилось, он крикнул маме, чтобы мы пробирались в город Шахты, где жили все его родные. Мы вернулись в Минск. Минск превратился в развалины, а его все продолжали бомбить. В Минске с первых дней войны начали действовать подпольные группы. Членом одной из них уже была мамина хорошая знакомая Александра Богомолова. Эта группа была связана с партизанским отрядом. Мама попросила Шуру (так ее все называли), чтобы ее тоже отправили в партизанский отряд. Несмотря на то что мама и бабушка работали в воинской части, проверка была тщательной. Наконец нас переправили в партизанскую группу, которая называлась «Родные», а руководил группой «Дядя Миша» – настоящего имени никто не знал. Места дислокации менялись постоянно, мы перемещались по белорусским лесам в зависимости от боевых действий. Жили в землянках. Иногда, когда расстояния были слишком большими, останавливались на день или два в деревнях. Мама стала связной, бабушка занималась стиркой для всех; были женщины, которые готовили еду, и специальный маленький женский отряд, который занимался заготовкой продуктов. Ходили по деревням, собирали все, что давали добрые люди. В отряде все четко знали свои обязанности. Я подрастала, другой жизни не помнила, и в подсознание врезались некоторые яркие моменты. По вечерам все собирались у костра, беседовали и пели. Моя мама очень хорошо пела. Всеми любимую песню « бьется в тесной печурке огонь...» мама запевала, и все подтягивались к костру и тихо, вполголоса подпевали. Трудно в это поверить, но я слышу ее и сейчас, в свои 75 лет.
Однажды, это случилось за несколько месяцев до освобождения Минска, в явочную квартиру в Минске ворвались озверевшие фашисты. Многие фотографии партизан были расклеены по деревням. Явочную квартиру, видимо, выследили, а возможно, кто-то предал – бывало и такое. Именно там маму и Александру арестовали, отправили с эшелоном пленных сначала в Германию, а потом в Освенцим. Об Освенциме мы узнали только после освобождения лагеря, после возвращения Шуры в Минск. Она обо всем и рассказала бабушке. Рассказала о том, что находились они в разных бараках и клеймили их не одновременно. Поэтому мамин номер она не знала, но понимала, что разница составляла где-то сотню номеров. Шура навещала маму. В том бараке постоянно пели, и это не нравилось немецкому начальству. Маму изолировали, перевели в барак, в котором были больные. Когда через некоторое время Шуре разрешили навестить маму – она ееуже не нашла. Ей сказали, что она умерла.
И папа, и бабушка, а повзрослев, и я разыскивали хотя бы какую-нибудь информацию о ее судьбе. Но Красный Крест в Германии, музей в Освенциме – все сообщали, что документы в последний момент в Освенциме были сожжены. Уцелели, видимо, лишь те, что хранились в Германии в начале и середине войны. Так что свидетельством о последних днях жизни моей мамы осталось только письмо от Александры Богомоловой к моей бабушке, которое уже читается с трудом за давностью времени. В это время Шура жила уже в городе Грозный. О ее судьбе мне ничего не известно. Я бережно храню те фотографии, которые остались у меня как память о моем далеком детстве и о моей маме».
Во время войны отец безрезультатно искал свою семью. Сохранились письма знакомых, официальные запросы, но найти их не могли, и только к концу 1944 года ему сообщили, что дочь с бабушкой живы, а жена его пропала без вести. В сентябре 1945 года отец прилетел в Минск и забрал дочь в Берлин, где тогда служил. 24 октября 1946 года отец получил официальный ответ на свой запрос:

Из биографии нашего отца

3 ноября 1913 года в станице Семикаракорская Ростовской области в семье Корнея Филипповича и Фуклы Иосифовны Лесиных родился долгожданный сын, назвали его Константин, две дочки – Паша и Дора уже подрастали, а потом появились на свет еще брат Николай и три сестры – Оля, Лида и Аня. Времена были тяжелые, голодные, и семья в поисках лучшей жизни перебралась в город Шахты. Глава семьи рано ушел из жизни, и все тяготы легли на плечи матери, старшие дети помогали, чем могли. К счастью, все они выжили и прожили долгую жизнь. После смерти главы семьи старшим мужчиной в доме стал наш будущий отец. Он очень рано начал работать, к 19 годам окончил строительный техникум, поступил в строительный институт и в то время уже работал прорабом на строительстве шахты, а затем жилых домов в городе Шахты. В 1935 году с 3-го курса строительного института его забрали в армию. Сначала он был курсантом, а вскоре стал уже командиром отделения, потом взвода, в 1937 году начальником военно-строительного участка.
Началась война, а Константин Корнеевич Лесин уже служил в армии. Воевал он на Западном фронте, Брянском, Воронежском, Сталинградском, Донецком, Степном, Центральном и 1-м Белорусском. В 1941 году был заместителем командира 17-й саперной бригады, а в 1942 году – ее командиром, потом начальником УВПС, с 1943 году – главным инженером управления оборонительного строительства, а с мая 1944 года – начальником фронтового управления оборонительного строительства.
За те годы пришлось пережить многое. В начале войны попали в окружение, разбились на несколько групп, с огромным трудом отцу удалось вывести свою группу из окружения и, можно сказать, чудом избежать расстрела. Был ранен, к счастью не очень тяжело, и быстро вернулся в строй, пережил несколько контузий, которые давали о себе знать всю оставшуюся жизнь.
Отец обладал уникальными инженерными способностями: в условиях войны, под обстрелом приходилось строить оборонительные сооружения, мосты, переправы, заниматься разминированием, и все это делать в кратчайшие сроки, не имея необходимых материалов, часто благодаря смекалке и необыкновенной изобретательности. Именно об этом в 1984 году рассказал отец журналисту Андрею Костину, который записал его воспоминания на магнитофон и опубликовал их в журнале «Юный техник» в рубрике «Летопись Великой Отечественной».
Вот его рассказ:
«Когда говорят о Великой Отечественной войне, то чаще всего вспоминают умелые действия пехоты, стремительные танковые атаки, мастерство артиллерийских расчетов...
Но рядом с ними, а нередко и впереди шли военные строители.
Нас, саперов, часто называли чернорабочими войны. Что ж, это, пожалуй, так и есть. Нам нечасто приходилось ходить в штыковые атаки, мы не врывались первыми в окопы противника... На нашу долю выпала другая работа.
Мы строили оборонительные рубежи, опорные пункты, огневые позиции, прокладывали дороги, проделывали проходы в минных полях, уничтожали полевые фортификационные сооружения противника и, конечно же, очищали от мин освобожденную от врага территорию.
А переправы? И в дождь, и в снег, и в жару, и в холод, под огнем противника и по горло в ледяной воде саперы полковых подразделений, дивизионных батальонов, понтонных полков и бригад возводили мосты и переправы.
Трудно сосчитать, сколько их было. Трудно выделить, какие из них были самыми важными. И все же один эпизод тех военных лет мне особенно запомнился.
Конец 1944 года. Полным ходом шла подготовка к Висло-Одерской операции. Армия генерала В. И. Чуйкова, преодолевая ожесточенное сопротивление противника, с ходу форсировала Вислу и захватила небольшой плацдарм в районе польского города Магнушева. Армия генерала В. Я. Колпакчи остановилась у другого города – Пулавы.
С этих пока еще небольших плацдармов войска 1-го Белорусского фронта должны были нанести мощные удары в направлении Познани, Радома, Лодзи. Апотом выйти к Одеру.
Но чтобы начать эту операцию, нужно было срочно подтянуть главные силы. Ана пути река Висла. Нужно наводить мосты.
Первый мост длиною более километра был возведен под обстрелом артиллерии и минометов противника всего за семь дней!
Но особенно тяжелые испытания выпали при строительстве второго моста. По нему должны были пройти свежие войска, танковые соединения.
Мы получили приказ, собрались было обсудить план действий, тут мне докладывают:
– Рокоссовский приехал! – Он в ту пору командовал 1-м Белорусским фронтом.
– Мне нужен мост под тяжелые грузы, причем срочно,– сказал он, – даю пять суток. И ни дня больше!
Пять дней на строительство такого моста! А работы на месяц! Но приказ есть приказ.
По правде говоря, народу у нас для строительства такого большого сооружения было, как говорится, небогато. На помощь пришел саперный батальон Войска Польского.
Но, кроме рабочих рук, в любом строительстве, как известно, нужны еще и материалы, а тылы в те дни не поспевали за стремительно наступавшими войсками. Со стройматериалами у нас было туго. Пришлось самим подвозить их, заготавливать...
Что же касается так называемых средств строительства – топоров, пил, скоб и т. д., – саперы, наученные войной, давно поняли, что лучше их всегда иметь при себе. Каждому бойцу полагалось носить с собой пять скоб, пять-шесть ершей, шанцевый инструмент. На отделение – две двуручные пилы, два лома и другой инструмент. В автомобиле или в обозе, которые следовали за саперной ротой, всегда имелось 40–50 подготовленных свай и необходимое для их забивки оборудование.
Для того чтобы выиграть время, мы стали мост возводить одновременно в трех точках: на правом и левом берегах Вислы работали две роты военно-строительного отряда, а в фарватере – бойцы мостостроительного батальона. В то же время третья рота военно-строительного отряда строила дорогу из бревен в левобережной пойме Вислы, а также возводила мосты через протоки реки.
Конечно же, враг знал о том, что через Вислу возводится мощный мост. Работали мы под непрерывными бомбежками и артобстрелом.
От взрывов сваи у нас выдавливало из грунта. Они выстреливали, как пробка из бутылки. Происходило это из-за гидрогеологических особенностей реки. Хотя Висла и не горная река, но во многом схожа с ней: течение быстрое, в фарватере дно состоит из прослоек песка (в том числе плывунов) и глины.
По наведенной переправе – в бой.
Поэтому дно из-за неоднородности от взрыва бомбы деформировалось, если можно так сказать, пружинило. Мы точно знали: если перед налетом фашистской авиации или артобстрелом не успеем забить сваи до нужной отметки и не положим на них опору, пропадут наши труды, да и сваи уплывут. И тогда применили хитрость: под каждую опору стали забивать по шесть свай и сразу же скреплять их между собой. В этом случае при взрыве нагрузка распределяется на соседние сваи, и все они остаются на месте. А опоры стали ставить чаще – через каждые четыре метра. Это было маленькое солдатское изобретение в строительстве переправ. Новшество наше стали использовать и на других фронтах.
К сроку, назначенному К.К.Рокоссовским, мост был готов. Мы не только построили мост длиною 1350 метров, но и выстлали бревнами подходы к нему. Кроме того, пришлось делать еще и ответвления от них, чтобы переправляющиеся войска могли быстро рассредоточиться при выходе с моста.
Налеты авиации противника участились. На ремонте приходилось постоянно держать две-три роты саперов. К тому же начался ледоход, пошла шуга, навалилась мощной стеной на мост. Пришлось разрушать лед взрывами. Вот так несли мы свою службу.
Надо сказать, что умение находить быстрые, правильные решения часто выручало нас. Подчас они казались парадоксальными...
...Это был завершающий этап войны – бои на подступах к Берлину. Надо было переправиться через реку Шпрее.
В районе Фюрстенвальде противник вел настолько плотный заградительный огонь, что, на первый взгляд, организовать переправу было невозможно.
Как быть? И снова выручила солдатская смекалка.
На химическом предприятии в Фюрстенвальде обнаружили пятисотлитровые емкости. На этом же заводе был и стальной трос. Чем не материал для строительства переправы?
На берегу разложили емкости, скрепили их тросом, положили на них деревянный настил – получились так называемые боны. К крайним емкостям прикрепили тросы и спустили боны к реке, расположив вдоль берега, немного выше того места, где должна быть переправа. На лодке переплыли реку, перетащили конец троса, закрепили его на противоположном берегу. Потом баграми оттолкнули боны от берега и, удерживая их тросами, пустили связку по течению – вода сама развернула боны поперек реки. Тогда тягачами и лебедками натянули тросы.
Через мост пошли войска.
Оперативное строительство временной переправы на бонах способствовало быстрому продвижению наших войск и окружению крупной немецкой группировки.
...А потом были бои за Берлин, когда под пулями противника приходилось прокладывать проходы через разрушенные дома.
Пришла Победа... Советские солдаты возвращались в родные дома. А мы – чернорабочие войны – еще долго оставались в своих частях. Теперь мы строили мирные мосты, причалы, дома, поднимали из руин предприятия».

Разбирая папины архивы, я нашла отзыв об отце, написанный маршалом инженерных войск Н.Ф.Шестопаловым. Вот выдержки из него: «Полковник Лесин К.К. в период всей Великой Отечественной войны с 22 июня 1941 г. по 9 мая 1945 г. занимал командные должности в военно-строительных частях действующей армии. За отличные действия и руководство подведомственными военно-строительными частями ЛесинуК.К. объявлено приказами Верховного Главнокомандующего 12 благодарностей. Особенно ярко качества организатора и военачальника ЛесинК.К. проявил в должности начальника 7-го фронтового орденов Александра Невского и Красной Звезды Управления оборонительного строительства 1-го Белорусского фронта (должность генерал-майора). Военно-строительные отряды и отдельный отряд разминирования, входивший в состав Управления, начиная с прорыва обороны немцев под г. Ковелем до р. Висла и далее в направлении до р. Одер, действовали в боевых порядках наступавших войск, обеспечивая строительство мостов, дорог, КП и НП, устройство и содержание переправ, а также разминирование местности».
Конечно, очень приятно читать отзыв маршала, но мне еще приятнее было читать письма папиных сослуживцев. В них такие добрые слова об отце, благодарность за его внимание, чуткое и справедливое отношение. Многие из бывших подчиненных просились к нему на работу (война – это тоже работа), говоря, что больше таких начальников у них не было. Отец был очень требовательным человеком и к себе, и к подчиненным, ценил людей талантливых, увлеченных и неравнодушных.
Мы всегда гордились нашим отцом, а особенно, когда 9 Мая он доставал свой парадный китель, весь увешанный орденами и медалями, поднять его мы не могли. У отца много военных наград: 3 ордена Красной Звезды, 2 ордена Отечественной войны I степени, орден Отечественной войны II степени, самый почетный польский военный орден «Виртути Милитари», который присуждается за выдающиеся боевые заслуги, а также много медалей: «За боевые заслуги», «За оборону Сталинграда», «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина», «За победу над Германией» и другие. Много наград получил наш отец и в мирное время. Это – орден Октябрьской Революции, два ордена Трудового Красного Знамени, орден «Знак Почета» и медали.
После окончания войны и службы отца в Берлине в 1949 г. наша семья приехала в Москву. Отец, хотя его очень звали в военную академию, вернулся к своей мирной, созидательной профессии – строитель. Нужно было восстанавливать разрушенные войной города, предприятия, мосты, дороги...
Работая заместителем управляющего трестом «Гидроспецфундаментстрой», отец принимал непосредственное участие в строительстве Волго-Донского канала, Горьковской и Куйбышевской ГЭС, руководил работами по строительству причалов в г. Находка, принимал участие в восстановлении многих разрушенных войной заводов. Он постоянно ездил в командировки по стране. Позже отец работал в Министерстве строительства СССР, был управляющим делами Госстроя СССР, начальником главка Министерства промышленности строительных материалов СССР. Работал он всегда увлеченно, с полной отдачей. Ушел на пенсию в 73 года и, пока мог ходить, работал консультантом, делился своим богатейшим опытом.

Наша мама

В июне 1941 года Галина Гусева (наша будущая мама) готовилась к сдаче последнего экзамена в 1-м Ленинградском медицинском институте, дальше – получение диплома и возвращение домой в г. Калинин (ныне – Тверь), где ее ждали родители, сестра и три брата. Наша мама с детства мечтала быть врачом, лечить детей, поэтому и выбрала педиатрию.
Сколько было планов, мечтаний, надежд, но наступило 22 июня – день, изменивший жизнь и судьбы миллионов. Молотов по радио сообщил о начале войны. Комендант общежития был так перепуган, что запер все двери в общежитии. Новость о войне ошеломила старшекурсников, они были настолько взволнованы, что просто не могли сидеть в запертом помещении и стали вылезать через окна, чтобы обсудить эту страшную новость с друзьями. Никто из них не мог представить, какие испытания приготовила им судьба.
Выпускникам автоматом засчитали последний экзамен (сдавать его было уже некогда), и, так как дипломы еще не были готовы, всем выдали справки об окончании института. Диплом мама получила уже после окончания войны.
Мама вернулась домой в Калинин и начала работать врачом в детском саду, а в сентябре 1941 года получила повестку и отправилась на фронт. Служила она врачом на Волховском фронте, потом начальником медицинской службы на Северо-Западном фронте и с апреля 1944 года до окончания войны – начальником лазарета на 1-м Белорусском фронте. Где и встретила своего будущего мужа.
Во время войны погибли и пропали без вести 85 тысяч медиков. Мама всегда говорила, что ей очень повезло, что, пройдя почти всю войну, она не получила ни одного ранения, хотя ситуации были разные. Лазарет обычно находился рядом с линией фронта, иногда приходилось срочно эвакуировать раненых, так как немцы наступали быстро, особенно если это была мотопехота и звуки приближающихся мотоциклов были хорошо слышны.
В периоды затишья между боями врачи принимали местное население, чаще всего лазарет располагался в какой-нибудь избе и около неесобирались жители соседних деревень. Как-то мама вела такой прием и вдруг услышала звук приближающегося самолета, по реву мотора она поняла, что это немецкий самолет-разведчик. Мама выбежала из лазарета и громко, как могла, крикнула: «Ложись!». Все ждавшие приема бросились на землю. Мама была в белом халате и понимала, что ей нет смысла падать на землю. Она стояла и, как загипнотизированная, смотрела на приближавшийся самолет «фокке-вульф», он начал снижаться, мама стояла и ждала. Самолет летел так низко, что мама смогла рассмотреть лицо пилота, который тоже смотрел на неу. Вдруг самолет стал набирать высоту, развернулся и улетел. Она еще долго стояла и смотрела в голубое небо, до конца не понимая, что произошло.
В годы войны маме пришлось освоить верховую езду, так как иногда только верхом можно было добраться до ближайшей станции за медикаментами. Дорога чаще всего проходила через лес, главное было, не заблудиться и не оказаться на вражеской территории. Однажды мама заметила за перелеском наблюдательный пункт немцев, но они ее не увидели – опять повезло. Таких случайностей во время войны было много.
Как-то мама должна была сопровождать санитарный поезд, в котором эвакуировали тяжелораненых, но ее срочно вызвали в лазарет, кому-то потребовалась экстренная помощь на месте, и с эшелоном отправили другого врача, были там и молоденькие медсестрички. Эшелон разбомбили немцы – и все они погибли. Мама навсегда запомнила имена своих погибших коллег.
Вспоминала мама и забавные ситуации. Как-то стояли они в одной из деревень. Выдался очень тяжелый день, поступило много раненых. Мама вернулась в избу, где была расквартирована, постирала свое скудное бельишко и легла спать. Спала так крепко, что не услышала звуков приближавшегося боя, немцы были совсем рядом. К ней вбежал кто-то из однополчан, разбудил и сказал, что лазарет срочно эвакуируется. Мама быстро оделась и побежала в лазарет. Потом она часто вспоминала, что где-то сушится ее любимое бельишко. После этого она в письме своей маме начертила выкройки предметов женского туалета с указанием всех размеров, но это письмо так и не дошло до адресата, вероятно, кто-то решил, что в нем содержалась какая-то секретная информация.
Нас всегда поражало, как спокойно, иногда с юмором мама рассказывала о войне. Эта молодая интеллигентная девушка стойко выносила все испытания, выпавшие на ее хрупкие плечи. А ведь приходилось порой ночевать в лесу, мама рассказывала, что зимой на снег подкладывали хворост и спали, закутавшись в тулуп. И ведь практически никто не болел простудными заболеваниями, у людей настолько была напряжена воля, что организм не давал сбоя. У многих болезни начались после войны.
В 1943 году Гусева Галина Ильинична была награждена медалью «За боевые заслуги», а в 1945-м орденом Красной Звезды.

Вот выдержки из наградного листа:
«В период Отечественной войны тов. Гусева проявила себя как неутомимый работник... Своей самоотверженной и преданной работой, проявлением исключительной заботы по обеспечению образцового ухода за ранеными и больными, тов. Гусева пользуется большим авторитетом и любовью среди личного состава. Бойцы отзываются о т. Гусевой, как о хорошем специалисте.
За время своей работы в должности начальника лазарета, на протяжении года возвратила в строй около 600 чел. заболевших и раненых бойцов.
Несмотря на частые передислокации в период наступления, быстро и умело разворачивает работу лазарета в любых условиях боевой обстановки.
При выполнении боевых заданий в период наступления от Одера до Эльбы тов.Гусева кроме основной работы, находясь в подразделениях, организовала работу пунктов медпомощи и как врач-специалист оказывала помощь раненым бойцам.
За самостоятельную и преданную работу... достойна быть награжденной орденом Красной Звезды».

...Детство у нашей мамы было счастливым, росла она в большой дружной семье. Ее мама Мария Васильевна Гусева (урожденная Белова) была преподавателем французского и немецкого языков, отец – Гусев Илья Андреевич преподавал математику, а потом работал финансистом. В семье было пятеро детей, две дочки – Маруся, Галина и три брата – Дмитрий, Константин и самый младший, любимец всей семьи Кирилл. И хотя материально жилось не очень легко, все дети занимались музыкой, рисованием, много читали, интересовались историей. Жили очень дружно.
И вдруг ВОЙНА. Жизнь меняется полностью. К этому моменту Константин уже служил в армии, он был призван в 1940 году в 42-й авиаполк. На фронт уходит глава семьи Илья Андреевич, ему почти 50 лет. По состоянию здоровья он годен к нестроевой службе, поэтому его определяют в интендантскую роту. В сентябре в армию призывают Галину, а в 1943 году, сразу после окончания школы, в танковое училище направляют Кирилла. Дмитрия в армию не взяли из-за того, что после тяжелой болезни в раннем детстве он потерял слух.
Константин Гусев в годы войны был трижды тяжело ранен, но после излечения в лазаретах и госпиталях возвращался в строй. В 1943 году был награжден медалью «За отвагу».
Вот выписка из наградного листа:
«Днем 18 июля 1943 года группе разведчиков 147-й разведроты была поставлена задача в захвате контрольного пленного немца. Тов. Гусев участвовал в моей группе. Он первым сделал бросок из своей траншеи. Он смог своей группой обнаружить группу немцев, которая ставила под обстрел и опасность всю группу. Своим автоматом и гранатами тов. Гусев заставил бежать немцев, сам же был тяжело ранен, но не закричал и не попросил немедленной помощи, тем самым не посеял паники среди товарищей и сам выполз с поля боя.
Тов. Гусев вполне достоин правительственной награды медали «За отвагу».
19 июля 1943 г.
Командир 147 ОРР 88 св.
Ст. л-т Сердюк».
После этого ранения Константина отправили в госпиталь в г.Иркутск. Ранение было очень тяжелым и потребовало длительного лечения, и только в июле 1944 года он был направлен на учебу в ШМАС (школа младших авиационных специалистов) в Читинскую область. Окончив ускоренный курс обучения, он вернулся в действующую армию, был стрелком-радистом. В мае 1945 года был направлен в 11 ВАШПО в город Бугуруслан, и в декабре 1945-го демобилизовался из армии.
После войны Константин окончил сначала техникум, а потом Московский институт инженеров водного хозяйства. Его жена Ирма Эмильевна Суни подарила ему двоих детей – Галину и Михаила, а в 43 года он стал молодым дедушкой. Он обожал свою внучку Элину и до последнего дня был для нее самым близким человеком. К сожалению, тяжелые ранения давали о себе знать, умер он в возрасте 53-х лет.

Самым первым домой в Калинин с фронта вернулся глава семьи, Илья Андреевич, было это в 1944 году, его демобилизовали из армии по состоянию здоровья. Он начал преподавать на курсах экономистов, и вместе с женой и сыном Димой они с нетерпением стали ждать окончания войны. Как они радовались каждой весточке с фронта. Но Илье Андреевичу не суждено было дожить до победы. 29 апреля 1945 года, за десять дней до окончания войны, по дороге на работу он почувствовал себя плохо, и не дождавшись врачей, умер от инфаркта. Было ему всего 53 года. Через некоторое время его жена Мария Васильевна получила похоронку, в Берлине погиб их младший сын Кирилл Ильич Гусев. И погиб он в тот же день и примерно в то же время, что умер его отец. Вероятно, Илья Андреевич не смог отпустить своего младшего любимого сына одного и ушел вместе с ним.

Мальчишка хотел жить

Младший мамин брат Кирилл родился 10 июля 1925 года. В большой семье Гусевых он был самым талантливым, очень рано начал писать стихи, к 17 годам написал две пьесы, прекрасно играл на фортепиано. Был добрым, отзывчивым и очень ранимым. Поэтому в семье его все особенно любили и старались защитить от всех невзгод.
Когда началась война, ему еще не было 16 лет, и все в семье надеялись, что война закончится до того, как ему исполнится 18. Но в январе 1943 года его призвали в армию. Он был зачислен курсантом военно-инженерного училища, впервые ему пришлось уехать так далеко от дома. Перед отправкой на фронт бывших курсантов привезли в Болшево, где он, наконец, смог встретиться с мамой и передать ей дневники, которые он вел с первого дня войны. Некоторые из них сохранились. В них он вспоминает детство, семью. И даже самые тяжелые, голодные годы кажутся счастливыми. Его не покидают грустные мысли, предчувствие беды. В ноябре в Болшево он писал: «Валит снег, пушистый... Капает с крыши, говорят, зима будет теплой. Сейчас вечер. Сколько еще вечеров осталось мне жить?
Как хочу я жить! Кто знает это! Сколько я мог бы сделать. Зачем, зачем все это... Для чего я пишу, для кого... Если бы я что-нибудь большое мог создать. Когда, когда это будет. Если никогда, если никогда. Я не верю, не верю, как и все те, кто сидит кругом, смеются даже, говорят о чем-то. Неужели не понимают, что каждый четвертый приговорен уже. Да, приговорен... и приговор уже никакому обжалованию не подлежит.
Первая тетрадь кончена, завтра приедет мама, и эта тетрадь поедет в Калинин – какое облегчение. Эти слова не умрут, уже не умрут, что бы ни случилось со мной».
Там же, в Болшево, он написал это стихотворение:
Будет зимний день, когда меня не станет,
Солнце сядет за далекий черный лес.
И закат большой кровавой раной
Обагрит далекий край небес...
Старый лес оделся снежной кроной,
Саван белый застелил поля...
И в снегу бескрайнем небо тонет,
И на небо заползла земля.
Крик умрет, стеная меж деревьев –
Далеко до сел и деревень...
Только кровь горячая согреет
И укроет только ночи тень.
А потом, когда кровавый труп остынет
И погаснет нежный свет в глазах,
Серебристый чистый, тонкий иней
Опушится на ресницах и бровях.
В январе 1945 года младший лейтенант Кирилл Ильич Гусев был отправлен на фронт и стал командиром взвода 1-й отдельной гвардейской моторизованной инженерной Брестской Краснознамунной и ордена Суворова бригады РГК. Воевал он в Польше, дошел до Берлина.
И уже из Германии 8 марта 1945 года писал брату Дмитрию:
«Дорогой Митяйка! Поздравляю тебя с Днем рождения... Думаю и уверен, что в этом году кончится война, а иначе и не может быть. И все мы соберемся и Костя, и Ляля, и Мума, и ты, и мама, и папа, и я, может быть, даже. Вот это будет праздник. Сразу же отпразднуем все неотпразднованные дни, новые года, именины всех живых и не живых. В общем жить будем!..».
За десять дней до нашей Победы, 29 апреля 1945 года в Берлине Кирилл Гусев погиб. Ему было 19 лет.
В похоронке, которую получила его мама, написано: «Ваш сын ком. взвода мл.л-т Гусев Кирилл Ильич в бою за Социалистическую родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество, погиб 29 апреля 1945 г.
Похоронен с отданием воинских почестей...».
Похоронен он на военном мемориальном кладбище в Панкове. 13 200 советских воинов из 80000, павших при штурме Берлина, похоронены на этом кладбище. Вцентре мемориала – сиенитовый обелиск высотой 33,5 метра. Вокруг установлены 100 бронзовых досок с именами павших. На одной из них увековечено имя младшего лейтенанта Гусева Кирилла Иьича.
Впервые юбилей Победы официально в нашей стране отмечали в 1965 году. Кэтой дате в газете «Калининская правда» в рубрике «Никто не забыт, ничто не забыто» была опубликована статья Т.Разумовской под названием «Мальчишка хотел жить».
Передо мной лежит пожелтевшая страница этой газеты, с фотографии на меня смотрит знакомое с детства лицо, такие ясные глаза, пухлые губы, совсем еще мальчишка. Я не могу без слез читать эту статью. И вот выдержки из нее:
Неизвестен солдат, павший последним на поле войны. Смерть Кирилла Гусева была из тех, из предпоследних. Девятнадцатилетний младший лейтенант погиб 29апреля 1945 года.
...По улицам нашего города бегал до войны мальчишка. Был он фантазером и романтиком. Любил жизнь.
Его учительница, Елена Борисовна Соловьева, преподаватель истории, вспоминает: «Я любила Кирилла. Это был умный юноша. Один из лучших в школе учеников. Он писал стихи...»

Стихи, отрывки из дневника, даже пьесы... Все это больше двадцати лет хранит мать Кирилла Мария Васильевна Гусева, учительница-пенсионерка.
Стихи... Они нигде не печатались. Человек писал их для себя, для близких людей. Он был недоволен своим творчеством. Он хотел писать лучше.
В дневнике Кирилла есть запись:
«Я поеду на войну. На войне я тоже буду писать, потому что не писать не могу.
...Я всегда преклонялся перед благородством, всегда любил красоту...
...Хороши заснеженные дали с синеватым лесом – это Россия. Россия под снегом кажется величественнее».
В боевой обстановке наедине с собой Кирилл Гусев думал, конечно, и о том, что может случиться. Он писал: «Если я умру, останется пять-шесть тетрадей, и они будут самым высоким памятником мне... Хотя, может быть, знать о них будут несколько человек...
Как хочу я жить! Сколько мог бы я сделать!
...Если тебе, человек, будет трудно, вспомни тех, кто очень хотел жить, и ты станешь вдвое сильнее».
Лирическая нежность в стихах Кирилла Гусева идет рядом с гражданственностью, с пониманием своего долга перед Родиной. В стихотворении «На разрушение Петергофа, Пушкина, Гатчины» Кирилл взволнованно рассказывает о своей любви к великому поэту России, к местам, где бывал и жил Пушкин. И с гневом и болью говорит о разрушениях знаменитых памятников культуры.
«Я чувствую, как вырастает гнев во мне
Из горечи, скопившейся по каплям...»
Многое из того, что написал Кирилл Гусев, несовершенно... Юноша лишь начинал свой путь в поэзию. Главного он не сказал. Не успел...»
Недавно мы с сестрой Татьяной, разбирая родительские архивы, совершенно случайно обнаружили папку со стихами и пьесами Кирилла Гусева, которые считались давно пропавшими. Так что жизнь его продолжается в его произведениях. Может быть, мы еще увидим спектакли, поставленные по его пьесам.

НАТАЛЬЯ ЛЕСИНА