Зеленин Николай Михайлович
Родился в 1910 году

ПИСЬМА С ФРОНТА

Воспоминания правнучки и дочери Зеленина Николая Михайловича

Проходит время, и многие события с годами искажаются, переосмысливаются, но есть живая история, которая сохраняется в домашних архивах, дневниках, воспоминаниях, фотографиях, рассказах, в памяти свидетелей и участников определенных исторических событий. Это относится и к Великой Отечественной войне. Воспоминания, рассказы фронтовиков, письма, открытки с фронта для нас очень важны.
Мое повествование основано на воспоминаниях, рассказах моей бабушки и письмах с фронта моего прадеда. Моя прабабушка бережно сохранила все письма от мужа. За годы войны она получила около 400 писем с фронта, только в 1942 году – 88, она их подшивала и указывала дату получения, все подлинники писем, открыток в семье сохраняются. Прабабушка понимала, ее дети должны знать своего прекрасного отца, надеялась, что он вернется домой живым, но многие погибали, приходили печальные извещения. Ведь, когда он добровольцем уходил на фронт, ему был 31 год, а сыну Левочке – 6 лет, доченьке Люсеньке всего годик. Сын помнил папу, а дочка слишком маленькая, могла и забыть. Слушая рассказы о том времени, читая письма, понимаешь, какое сильное, прекрасное было поколение, низкий им поклон. Мой прадед Зеленин Николай Михайлович родился 1910 году, к сожалению, он умер в 1980 году. Я его не знала, но по фотографиям, письмам, рассказам бабушки я его хорошо представляю, и мне хочется узнавать о нем еще больше.
Как говорила моя прабабушка, своему шестилетнему сыну его папа перед уходом на фронт говорил: ты остаёшься один мужчина, помогай маме, смотри за сестренкой, и он молодец, так и делал, даже сестренку называл дочкой. У них привязанность и дружба с сестрой сохранились и когда они стали взрослыми. А дочка Люся каждый день спрашивала: «Папин фронт воюет?». И если нет, то она радовалась, прыгала.
Бабушка вспоминала, как по пути в госпиталь, ее папа заехал домой на три дня летом 1944 года, с ним еще был офицер. Люся была на улице. Брат сказал ей, что приехали два дяди, как ты узнаешь папу. «Узнаю» – ответила она. Оказывается, она решила, кто ее первый возьмет на руки, тот ее папа. Так и было, и она в три года снова увидела папу. Солдаты передали ей посылочку с конфетами, ленточками. Люся рисовала цветочки, матрешек на бумаге, и ее рисунки-письма мама вкладывала в свои письма. Такие весточки от детей были всегда особенно приятны фронтовикам. Так она первый раз узнала о сладостях, особенно ей нравились леденцы, которые она лизала, а потом надевала на пальчики, как колечки.
Теперь можно перейти непосредственно и к письмам, открыткам. У прадеда мелкий почерк, письма очень большие, конечно, ему очень хотелось общаться ссемьей и письма, очевидно, писались не один день. Интересны и открытки сфронта того времени, а также письма-открытки для детей, которые он сам рисовал.
Во всех письмах-треугольниках с фронта писалось, что мы победим, жду и радуюсь всем письмам из дома, вернусь, будем вместе. Во всех письмах, открытках много тепла к детям, жене. Из Германии прадед только летом 1946 года вернулся домой, так как, как было написано в письмах 1946 года, выполнял там ответственное задание. Затем он долго служил в рядах Советской армии в различных местах: в Архангельске, Мончегорске, Аллакурте, Зашейке.
Мне интересно было узнать, какие открытки посылались с фронта. Для меня особенно интересно их содержание. Наверное, и дети во время войны быстрее взрослели. Обращение к сыну в письмах, открытках не как к 7–9-летнему мальчику, а повзрослевшему, умному, понимающему, надежному помощнику.
Письмо-открытка сыну, 1942 год
Левочке от папы. С фронта в Мучкап
«Добрый день, сыночек Лева. Ты уже школьник ходишь в школу, учишься, что радует меня. Лева, в школе надо учиться хорошо, стараться, чтобы тебя, как хорошего ученика любили учителя, все указания мамы выполняй и будь хорошим, умным мальчиком, не баловаться, не хулиганить. А я, Лева, разобьем здесь немцев и приеду к тебе, маме, Люсеньке и опять папа будет с тобой. Слушайся маму. Мама одна, меня дома нет, и ты никогда не обижай маму. 15 сентября у тебя день рождения. Ты большой, надеюсь на тебя. Целую папа. 1942 год».
Письмо-открытка дочери, 1942 год
Люсе от папы. С фронта в Мучкап
«Привет от папы хорошей дочурке Люсе. Люся, мама мне написала, что ты пишешь стишки и рассказываешь очень хорошо. Вот, когда мы немцев разобьем, приеду, и ты мне расскажешь. Я очень рад буду своей дочуркой. Люся, маму надо любить, ценить, слушать и быть умной девочкой. Папа очень часто смотрит на фотографию своей дочки и радуется ей. Лева тоже хорошенький мальчик. Вдень его рождения потяни его за ушки, он больше вырастет, скажи ему, что папа велел. Итак, дочурка, папа о тебе соскучился, Леве и маме тоже. Будет время, и я опять буду вместе с тобой, мамой, Левой. Целую вас, папа, 1942 год».
Мне всегда было интересно знать, как фронтовики-однополчане находили друг друга после войны. Ведь многие, как и мой прадед, были за годы войны не в одном подразделении, армии, в штемпелях писем не одна полевая почта. Были полевая почта 07736, 07770 и другие. Прадеду всегда хотелось найти однополчан-фронтовиков. Каждые 9 Мая они приходили всей семьей, как рассказывала моя бабушка, к Большому театру. Туда приходили фронтовики с табличками воинских частей, записками с указанием фамилий, телефонов, которые прикалывали на деревья. Пришли и в 1973 году, но, к сожалению, никого не нашли. Мой папа очень любил своего деда, да и дед его, но про войну он ему мало рассказывал, видно очень тяжелые были воспоминания. Внук очень хотел ему помочь. Случилось, что помог этому свершиться мой папа в 1973 году, тогда ему было всего семь лет. Он дома заранее написал записку своим крупным детским почерком, указал фамилию, воинскую часть, что дедушка был замполит, телефон и попросил помочь повесить ее на дерево у Большого театра. Так прадед и сам делал, но откликов раньше не было. Обратили внимание на детский почерк. Когда они вернулись домой, прозвучал звонок однополчанина, который обратил внимание на детскую записку, нашел в ней номер своей воинской части и фамилию своего замполита. В этот же день они и встретились. Оказалось, что живет несколько фронтовиков-однополчан в Москве, были и в Ленинграде. Они считали, что их командир и замполит погибли, а оказалось, что оба были живы. Командира они нашли раньше. Моего папу, тогда маленького мальчика, однополчане-ветераны приняли в свою команду и каждый год 9 мая встречались вместе. Они дружили семьями и даже прошли потом по путям боевых действий 1276-го стрелкового полка, который был в составе 364-й Краснознаменной Тосненской стрелковой дивизии. Она участвовала в боях на Северо-Западном, Волховском, Ленинградском, 2-м и 3-м Прибалтийском, 1-м Белорусском фронтах.
У однополчан была и своя застольная песня, которую они при встрече пели. Вот ее слова.

Волховская застольная
(364-й краснознаменной стрелковой Тосненской дивизии)

Редко, друзья, нам встречаться приходится,
Но уж когда довелось,
Вспомним, что было, выпьем, как водится,
Как на Руси повелось.

Пусть вместе с нами семья ленинградская
Рядом сидит у стола.
Вспомним, как русская сила солдатская
Немцев за Тосно гнала.

Выпьем за тех, кто командовал ротами,
Кто умирал на снегу,
Кто в Ленинград пробирался болотами,
Горло ломая врагу.

Будут навеки в преданьях прославлены
Под пулеметной пургой
Наши штыки на высотах Синавино,
Наши полки подо Мгой.

Встанем и чокнемся кружками, стоя, мы
В братстве друзей боевых.
Выпьем за мужество павших героев.
Выпьем за встречу живых

В семейном архиве, в документах прадеда, я нашла следующее к нему обращение: «На торжественной встрече Московской группы 364-ой Краснознаменной Тосненской стрелковой дивизии 9 мая 1979 года в Москве (в это время прадед жил в Москве) решили: попросить его (Зеленина Н.М.) написать и прислать свои воспоминания о службе в 364 СД, о боевых действиях в годы Великой Отечественной войны, о защитниках Ленинграда, о «Дороге победы», о боях на «Синявинских высотах».
Он это сделал. К сожалению, мог многое еще написать, хотя воспоминания тяжелые, но не успел. Да и очень скромный был. Его дочь тоже просила отца рассказать, как было.
Другие однополчане тоже прислали свои воспоминания, по материалам которых они выпустили книгу «От Омска до Берлина», где также в главе «Бои за Ленинград» содержится фрагмент воспоминаний моего прадеда. Его тетрадь-рукопись с воспоминаниями, где описаны бои на Синявинских высотах, взятие немецкого танка, хранится дома.
Я очень рада, что 9 Мая мы теперь ходим на Красную площадь и в рядах Бессмертного полка проносим портрет прадеда, как будто он живой и участвует в параде, вспоминаем и фронтовиков-однополчан. Идут годы, стареют ветераны, многие уходят из жизни, но их подвиги сохранит память народная.
Никто не забыт, ничто не забыто. Так будет, я уверена, на века.

М.М.ВАСИЛЬЕВА, ПРАВНУЧКА НИКОЛАЯ МИХАЙЛОВИЧА ЗЕЛЕНИНА 

БОИ ЗА ЛЕНИНГРАД

НА СИНЯВИНСКИХ ВЫСОТАХ

После прорыва блокады Ленинграда для улучшения снабжения города продовольствием, боеприпасами, боевой техникой была за короткое время построена железнодорожная линия Шлиссельбург – Поляна. Это была «Дорога победы», которая была дополнением к Ладожской «Дороге жизни». Для строительства и дальнейшего использования «Дороги победы» необходимо было взять Синявинскую высоту 43.3. Этой высоте придавалось большое значение, так как с нее можно было наблюдать за всей окружающей местностью, в ясную погоду был виден даже Шлиссельбург.
Яркую картину боев за Синявинскую высоту 43.3, которая имела большое значение для освобождения Ленинграда и снятия блокады, дают воспоминания участников тех событий.
Было приказано 1216-му стрелковому полку взять и удержать Синявинскую высоту 43.3. Высоту брали двумя ротами, третья была в резерве. В первом эшелоне полка шел 1-й батальон, в составе которого был заместителем командира по политической части Зеленин Николай Михайлович. Бои были ожесточенными, и только к вечеру удалось взять высоту. Противник не предполагал, что высоту обороняло небольшое количество солдат, фашисты были в сорока метрах, но к утру прибыло пополнение и атаки фашистов были отбиты.
Ветераны написали книгу «От Омска до Берлина». В основу ее легли архивные документы, воспоминания ветеранов участников тех боев, в нее вошли воспоминания ЗеленинаН.М. о боях за Синявинские высоты. Два рассказа о боях за Синявинские высоты в рукописи хранятся в семейном архиве дома. Но прежде, чем перейти к ним, я хочу ознакомить с военной биографией Зеленина Николая Михайловича.
01.12.1941 Зеленин Николай Михайлович был направлен по специальному набору в военно-политическую академию имени Ленина, которую он ускоренно успешно закончил, и получил предписание на фронт в начале 1942 года. На военной службе в Красной Армии был с 19 октября 1941 года. (До этого он был заместителем председателя районного исполнительного комитета в Мучкапе.)
Закончил войну капитаном, в отставку ушел подполковником.
Боевой путь:
Ленинградский фронт 54-я армия, 384-я стрелковая Тосненская дивизия,
1216-й стрелковый полк, 2-я и 3-я ударная армия.
Участвовал в прорыве блокады Ленинграда, освобождал Карбусель, Синявино, Кошково, Вешки Ленинградской области, участие в битве на Курской дуге, освобождение Варшавы, взятие Берлина.
Награды:
Орден Отечественной войны II степени; орден Отечественной войны I степени; два ордена Красной Звезды; медаль «За отвагу»; медаль «За оборону Ленинграда»; медаль «За освобождение Варшавы»; медаль «За взятие Берлина»; медаль «Запобеду над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.»
ВАСИЛЬЕВА Л.Н., ДОЧЬ НИКОЛАЯ МИХАЙЛОВИЧА ЗЕЛЕНИНА

ВОСПОМИНАНИЯ УЧАСТНИКА ВОЙНЫ

ЗЕЛЕНИНА НИКОЛАЯ МИХАЙЛОВИЧА

Воспоминание первое.

Взятие высоты 43.3

После прорыва блокады Ленинграда полосой в 8–11 километров войсками было проложено железнодорожное полотно и поезда с грузом продовольствия, боеприпасов пошли с Большой Земли в осажденный город Ленинград по этому коридору. Ширина прорыва не велика, враг имел возможность артиллерийским огнем устраивать серьезные помехи для продвижения поездов к городу, что он и делал. Большое значение для немцев имела высота 43.3. С этой высоты просматривалось полотно дороги и движение поездов к героическим защитникам Ленинграда. Наш полк 1216 находился у подножия этой высоты в болотистой местности. Немецкие войска артиллерийским огнем мешали движению поездов и возможности корректировать артиллерийский огонь. Все это затрудняло и наносило ущерб движению по дороге. Немецкое командование, придавая большое значение высоте 43.3, приняло меры к укреплению оборонительных сооружений на высоте. Высота была в инженерном отношении хорошо укреплена. Причем как сама высота, так и обратный скат высоты. Обратные скаты укрывали от нашего огня укрепления и живую силу врага. В глубине обороны немцев рядом с высотой 44.3 была еще высота меньшего размера и между этими высотами образована седловина. Все это немецкое командование учитывало при сооружении оборонительных укреплений. Длительное пребывание немецких войск на этом рубеже и постоянное усовершенствование оборонительных сооружений превратили высоту 43.3 в мощный оборонительный узел, я бы сказал, район с глубокоэшелонированной обороной с капитальными инженерными сооружениями: доты, дзоты и т.д. В силу особой важности этой высоты немецкое командование сосредоточило достаточное количество солдат и вооружения, которых, как считало, достаточно для прочной обороны и гарантированного удержания высоты. Они думали, что любые атаки советских войск смогут отразить и высота 43.3 будет находиться под немецкими войсками.
Наше командование также понимало важность этой высоты и готовило мероприятия, подготовку к атаке и занятию этой очень и очень важной высоты. И вот пришло время вступить в бой за овладение высотой 43.3. Эту задачу решала наша дивизия и наш полк, в составе которого я был. Командир полка, тогда еще майор, Петров Павел Павлович готовил личный состав к штурму высоты. Он в первую атаку для штурма высоты назначил первый стрелковый батальон. Командиром батальона в это время был лейтенант Логвинов, а я у него был заместителем по политической части. Много мы уделяли внимания подготовке к штурму, работали с личным составом, разъясняли значение этой высоты для снабжения Ленинграда. Офицеры, солдаты понимали это и ждали приказа наступать. В общих чертах нам задача была ясна, но детально она перед нами еще не ставилась. Мы знали и время начала. Для уточнения и конкретной постановки задачи был вызван командир первого батальона товарищ Логвинов на КП 1216 стрелкового полка. Он был вызван сегодня, а утром следующего дня начало выступления. Весь день Логвинова не было в батальоне. Он там уточнил требования приказа наступления, помылся в баньке, отдохнул. Идти на КП полка было трудно, местность обстреливалась немцами, топкие болота затрудняли движение, двигаться можно было по разведанным путям, сбиться с этих путей было легко, а собьешься можно потонуть, засосет и поглотит совсем болото.
Ночью я собрал командиров рот, не дождавшись командира батальона, поставил задачу, указал время занятия исходного рубежа для наступления, начало-конец по времени артподготовки и поддержки наступления. Командиры рот вывели взводы на исходный рубеж. Все было готово к наступлению. Мне было известно и время начала наступления и продолжительность артподготовки. Примерно за час-полтора прибыл из полка комбат товарищ Логвинов, мокрый, в грязи, уставший. Я спросил: «Что так долго?». Он ответил: «Под обстрелом трудно пройти, несколько раз попадал под обстрел». Я ему рассказал, что поставил задачу командирам рот, что они уже на исходных рубежах для наступления, оставил в резерве один взвод. Товарищ Логвинов согласился со мной, но в то же время сказал, что мало оставил в резерве. «А если немец пойдет в контратаку и мы не удержимся, кто нам поможет, а немцев здесь очень много. Нужно было бы оставить роту, а не взвод». Время до наступления еще было и мы дали указание одной роте остаться в резерве, немного оттянуться назад с исходного рубежа. Все это делали в период, когда началась артподготовка. Всем солдатам своевременно был выдан сухой паек, неприкосновенный запас НЗ, в достаточном количестве все были обеспечены боеприпасами, патронами и гранатами. После артиллерийской подготовки две роты первого батальона 1216-го стрелкового полка пошли в атаку. Немцы открыли огонь, особенно сильным огонь был из пулеметов и минометов. Мы вынуждены были прижиматься к земле и вести огонь по огневым точкам противника. Часть пулеметов нам удалось своим огнем подавить и уничтожить, а с минометами мы ничего сделать не могли, они вели огонь из-за сопки, нам не было видно, где они. Не раз пришлось просить помощи у артиллеристов. Мы несли потери главным образом от минометного огня. Несмотря на плотный огонь противника, мы все же продвигались, медленно, но продвигались, усиливая свой огонь из всех видов оружия, которыми мы располагали. Положение еще усложнялось тем, что мы наступаем по пологому подъему, они нас видят с высоты хорошо и ведут прицельный огонь, а мы их плохо видим и наш огонь не очень прицельный. Немцы понимали важность этой высоты и вели ожесточенный бой. Наши солдаты, офицеры также понимали роль высоты в улучшении снабжения Ленинграда и проявляли героизм в борьбе за эту высоту. Бой шел упорный, длительный с утра и весь день не прекращался бой, гремели снаряды, трещали пулеметы, автоматы. Продвигались солдаты, офицеры все ближе и ближе к вершине высоты. К исходу дня, почти в темноте, мы взобрались на высоту и заняли ее. Если бы знали немцы, какой численностью мы взяли высоту и сколько нас на сопке, они бы могли нас ночной атакой уничтожить и сопку отбить. На сопку добрались и заняли всего семь человек – не велик гарнизон. Немцы от нас были близко, местами всего до 40 метров. Втемноте мы обосновались в воронке от крупнокалиберного снаряда. Осмотрелись, выставили в сторону на несколько метров дозор, посовещались, что делать дальше. В числе семи человек на сопке были: командир батальона товарищ Логвинов, радист Славин, каким путем уцелел и как сумел в бою сберечь рацию, просто не понятно, еще 4 солдата и я – заместитель командира батальона по политической части Зеленин Н.М.Товарищ Славин после войны жил в Москве. Радист доложил, что рация исправна и работает. Мы связались по рации с КП полка, доложили о взятии высоты 43.3 и о положении на высоте. Командир полка ПетровА.М. сказал, что вам срочно нужно подкрепление, но мы не знаем, как к вам лучше довести пополнение, и предложил направить за пополнением офицера. Посоветовались мы с комбатом Логвиновым о том, кому идти. Я предложил идти ему, а он сказал, чтобы я пошел. Пришлось мне ночью одному идти в расположение полка по склону сопки под огнем ружейно-пулеметным (а немцы стреляли и ночью). Было трудно на незнакомой местности, а взять с собой солдата не представлялось возможным – всего-то на высоте осталось 6 человек, каждый очень важен там. По пути следования за пополнением мне пришлось не раз падать на землю. Немцы освещали периодически ракетами, и как только ракета погасла – опять движение. А тут еще на пути следования встречались немецкие трупы, лежат, а ты идешь и думаешь, как бы среди трупов не оказались живые немцы, которые охотятся за языком, как и наши. Осторожно пробивался я в полк. И вдруг, не предвидя, неожиданно я подошел к проволочному заграждению. Мой путь преграждался спиралью «Бруно». Думаю: «Откуда она? Когда наступали, ее не было. Как она так быстро могла появиться? Не сбился ли я с пути?». Остановился, продумал свой маршрут движения, пришел к выводу, что не сбился и правильно шел. Пришлось ночью с большим трудом преодолевать проволочное заграждение: одну ногу вытащишь, другая зацепилась и так все время, пока не преодолел ее. После преодоления заграждения я пошел быстро, да и не мог идти иначе, нужно было взять пополнение, суметь их довести, и все это сделать до рассвета. К моему прибытию предназначенные солдаты и сержанты для нашего пополнения были собраны и переданы мне. Офицеров в составе пополнения не было. Проведя подробный инструктаж о порядке движения и поведении при освещении ракетами, мной было категорически запрещено в период следования на высоту курить, разговаривать и необходимо принимать все меры, чтобы не демаскировать движение. По мере приближения к сопке уже не шли, а двигались ползком. Пополнение прибыло незаметно для немцев, прибыло 87 солдат и сержантов. Мы стали сильными – это не то, что семь человек.
Утром немцы пошли на нас в атаку. Атака была отбита с большими потерями для них. Через несколько часов опять в атаку, исход тот же. Главным вооружением у нас были пулеметы и гранаты, особенно большую роль в отражении атак играли гранаты, мы их называли карманной артиллерией. А их у нас их было в достаточном количестве, патронов тоже было много. Сложная обстановка была у нас. Пройти к нам днем невозможно, кормили нас один раз ночью. Боеприпасы доставляли ночью. Полковая артиллерия первые дни слабо помогала, уж очень мы были близко к немецкой обороне. Нужно было пристреляться, чтобы избежать поражения своих же. Многие выбывали из строя в боях. Командование полка прислало нам представителей артиллерии, которые корректировали огонь, хорошо пристреляли орудия и были готовы по нашей просьбе открыть огонь. Нас поддерживала артиллерия полка, дивизии и корпуса. Интересные были позывные. Когда немецкое командование готовит атаку, а нам это заметно, мы просим помощи у артиллеристов и по радио передаем «Ложка-Вилка-Нож», а артиллеристы по нашей договоренности знают и открывают огонь, накрывают скопление немцев и срывают им атаку, уничтожают живую силу. Как мы благодарны были им! По несколько раз в день отбивали атаки врага, они несли колоссальные потери. Подступы к высоте были усыпаны немецкими трупами в несколько слоев, но, несмотря на это, немецкое командование приказывало атаковать, атаковать. Был один день, когда мы отбили 18 атак. Коммунисты, комсомольцы проявляли героизм, служили примером для беспартийных. Все солдаты, сержанты на высоте сами просили, и в письменной и устной форме, считать их коммунистами. Своими боевыми делами они заслужили такое высокое звание.
Организационная структура была приспособлена к условиям боевых действий. Личный состав, находившийся на высоте, назывался по фамилии командира – группой Логвинова. Позже для усиления нашего состава командование направило к нам часть состава дивизионной роты разведки под командованием офицера Маланчука. Я, наверное, не ошибусь, если скажу, что самая горячая точка, самые напряженные бои на Волховском фронте в то время были за высоту 43.3 под Синявино. О действиях группы Логвинова знали и следил не только полк дивизии, но и фронт. Эти боевые действия важны в истории Великой Отечественной войны на Волховском фронте, как бои под Синявино группы Логвинова. Долго мы держали эту высоту, и каждый участник боев в группе Логвинова является легендарным героем. Условия очень тяжелые, помыться нечем. Огонь разжигать нельзя, движение ограниченно, все время находились в боевой готовности не только на постах, но и весь личный состав.
Не могу не вспомнить случай, когда нам ночью принесли для питания кету, с удовольствием солдаты поели. Наелись, а потом пить, воды нет, в лужах она не свежая, валяются трупы, что делать? Пить эту воду запретили, многие не выдерживают, подбирают почище лужицу и пьют. Об этом доложили командиру полка. Он сказал: «К вам ночью придет командир взвода снабжения и доставит нормальное питание». Действительно, ночью прибыл командир взвода, доставил питание. Товарищ Логвинов и я решили его направить в боевое охранение, а оно было в метрах 10–15 от нас и очень близко от немцев. Всю ночь он пробыл у нас, а перед рассветом его отправили обратно. Мы спросили: «Поняли ли вы, в каких условиях находятся солдаты, сделаете выводы для себя и сделаете все возможное, чтобы подобных случаев не было и снабжение питанием было бы нормальное. Учтите, доставка пищи возможна только ночью и один раз». Уходя от нас, он сказал нам, что питание будет нормальное, все лучшее вам. И действительно, положение с питанием наладилось. Проявляли также заботу о нас, наших нуждах командир полка товарищ Петров и его заместитель товарищ Власов.

Воспоминание второе.

Первый трофейный танк

В одном из боев немецкое командование в атаке использовало танк «Тигр». Он прошел наши боевые порядки и углубился в нашу оборону. За ним следовала немецкая пехота, но ее отсекли пулеметно-ружейным огнем и гранатами. По танку стреляли и кто-то, так и не смогли установить кто, попал в смотровую щель и убил водителя. Двое немцев выскочили из танка, но тут же погибли. Танк продолжает идти, солдаты с красным флажком на нем. Огонь прекратили. Все же начальник разведки дивизии смог его остановить, а потом завести и согнать к подножию сопки. Под ним выкопали яму и устроили перевязочный пункт. Недолго медработникам пришлось им пользоваться. Приехали с фронта, посмотрели и через два дня приказали погрузить и отправить. Так было и сделано.
После войны, проезжая с семьей через Москву, посетил выставку трофейного оружия в парке культуры имени Горького. К моему удивлению там стоял танк с табличкой «Взят под Синявиным». Я спросил у руководителя, почему он весь в дырах, мы же этот танк отправили целеньким, даже без царапин. А он ответил: «А еще военный». Говорю: «Понял». Тот засмеялся. На этом танке пробовали на полигоне снаряды и пробивали броню.
Немецкое командование готовило Курское наступление, возлагало надежды на танк «Тигр». Сконцентрировав их, считало, что броня танка не пробиваема. Но они просчитались. Наши изготовили и опробовали на этом танке снаряды, которые успешно пробивали броню «Тигра» и поражали их на Курской дуге.
Это был первый трофейный танк «Тигр» в войне с фашистской Германией. Вбою, когда взяли танк «Тигр», участвовал и я, Зеленин Н.М.

НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ ЗЕЛЕНИН