Родилась в 1935 году

Детство, опаленное войной
А мы не стали памяти перечить
И, вспомнив дни далекие, когда
Упала нам на слабенькие плечи
Огромная, не детская беда.
Была зима и жесткой и метельной,
Была судьба для всех людей одна.
У нас и детства не было отдельно,
А были вместе – детство и война...
...Года пройдут, но эти дни и ночи
Придут не раз во сне тебе и мне.
И, пусть мы были маленькие очень,
Мы тоже победили в той войне!

Роберт Рождественский

Жила-была хорошая благополучная девочка Людочка Беляева в хорошей, любящей друг друга семье: отец – Беляев Михаил Никанорович, 1909 года рождения, работал начальником автоколонны №74 Калининтранс города Вышнего Волочка. Мать – Беляева (Ярославцева) Елена Васильевна – работала в больнице поваром. С нами жила еще младшая сестра отца Маруся, которая училась на медицинского фельдшера в медицинском училище Вышнего Волочка.
Жили мы очень дружно. Маруся помогала воспитывать меня: водила в детский сад и приводила из детсада домой. Отец был членом ВКП(б). Я родилась 7 декабря 1935 года в городе Вышнем Волочке.
За полгода до начала Великой Отечественной войны семья решила переехать в Ленинград к папиной тете – бабушке Наталье (старшей сестре бабушки Анисьи Васильевны). Она овдовела, детей у нее не было, она болела и попросила приехать и ухаживать за ней. Отец перевез нас в декабре 1940 года. А сам остался в Вышнем Волочке со своей сестрой Марусей для снятия с партийного учета и переоформления квартиры на Марусю.
Так я с мамой оказалась в Ленинграде, где стала ходить в детский сад, а мама поступила работать в ближайшую столовую поваром и ухаживала за бабушкой Натальей.

Жила-была хорошая девочка Людочка Беляева

С начала объявления войны семья оказалась разрозненной: отца призвали на фронт на третьи сутки, и он ушел на войну во главе танковой колонны. Маруся осталась в Вышнем Волочке, она уже заканчивала учебу в медицинском училище, а мы с мамой – в Ленинграде.
Враг быстро продвигался к Ленинграду и уже 8 сентября 1941 года был на окраине города, в Володарке. Маму часто привлекали к оборонным работам, а я оставалась с бабушкой. Мне было почти 6 лет, когда наш детский сад последним эшелоном был эвакуирован за кольцо фронта в тыл. Была спешка, и каждому ребенку дали в руки ночные горшки с номером по дате рождения. Мой горшок был под номером «7». Нас погрузили в товарные вагоны последнего состава, и мы сидели на перевернутых горшках, как на пеньках. Родителей не успели предупредить – мы ехали с воспитателями.

Людочка Беляева. 6 апреля 1940 г.

На станции Бологое состав с детьми попал под бомбежку, я очнулась уже в другой группе и с другими воспитателями, с горшком на голове. Всякие эмоции куда-то исчезли, и я, будучи толковой девочкой, как будто отупела. К каждому из нас подходили тети, поили кипяточком из общей кружки, наливая из чайника, и спрашивая имя, фамилию, адрес. Следующая женщина просила пописать в свой горшок и записывала нас. А тех, кто не помнил ничего о себе, фотографировали. Из горшка все выливалось в ведро, и мы снова садились на них, как на пеньки. Наверное, от меня не смогли ничего добиться и потому сфотографировали.
Детей разбирали в соседние деревни в семьи. Меня нашла мама. С ее слов, она бежала с другими родителями за составом до станции Бологое, где и нашла меня с помощью своего брата Федора Васильевича Ярославцева, который был начальником станции.
Меня отправили к бабушке по материнской линии Ярославцевой Елизавете Васильевне в деревню Рыжково Удомельского района Калининской области. У бабушки собрались все внуки ее сыновей – пять человек, так как все ее четыре сына были начальниками станций по Северной железной дороге.
Бабушка работала ночным сторожем в деревне, а днем нас воспитывала. Трудностей было очень много – деревня Рыжково была в двух километрах от железной дороги, которую постоянно бомбили. Дети, а я была старшая, собирали щавель и крапиву, из них варили щи. Мылись в реке летом, а зимой – в русской печке. Вшей было много. Одежду «прожаривали» в русской печи. Стирали белье без мыла, а в щелоке, который готовили из березовой золы.
В деревне я прожила два года. Отец воевал офицером на фронте, и мы получали за него деньги «по аттестату». Мать вернулась в Вышний Волочек в свою квартиру и работала в эвакогоспитале шеф-поваром, а Маруся работала уже медицинской сестрой в эвакогоспитале. К этому времени бабушка Наталья, оставшаяся в блокадном Ленинграде, умерла. Ее похоронили на Пискаревском кладбище. Я вернулась к маме в Вышний Волочек. Город тоже находился на блокадном положении, это в одном часе от станции Бологое, которое удерживали от оккупации, потому что это была узловая станция в сторону Москвы. Город Торжок был уже взят врагом (это всего
40 километров от Вышнего Волочка), а город Калинин был взят врагом наполовину.
В Вышнем Волочке в 1944 году я пошла в среднюю школу № 6. Писали мы в тетрадях, сделанных из газет, старых книг, чернила делали сами из черной сажи. Наша учительница Дора Абрамовна была требовательная, но очень добрая и тоже голодала, как и все ее ученики, и рано умерла. Я старалась хорошо учиться, так как в школу брали с восьми лет, а меня взяли в семь лет, чтобы я не «болталась» на улице под обстрелом. В старших классах со мной учились уже переростки, так как после Победы в школу приняли детей из оккупированных районов, где они не учились.
Послевоенные годы 1946–1947 годы тоже были голодными – я часто теряла сознание, стоя в очереди за хлебом рано утром до школы. Хлеб давали по карточкам. Не единожды меня выручала подружка из класса Зина Вендаловская, у которой отец был начальником милиции города. Зина брала меня за руку (я была мелкая, а она крупная) и, подойдя к милиционеру, охраняющему вход в магазин, говорила: «Мы – Вендаловские». Нас пропускали без очереди, и я успевала в школу. Чаще это было перед контрольной – мы с Зиной сидели за одной партой и я ей часто помогала.
Отец пришел с фронта инвалидом по тяжелому ранению в правую руку и стал работать директором автошколы. Маруся вышла замуж за демобилизованного латыша и уехала работать в освобожденную от фашистов Ригу.
Я получила высшее медицинское образование в Ленинграде, мне помогли льготы от государства: как ребенок инвалида войны офицерского состава я не платила за обучение, получила бесплатное общежитие на все шесть лет обучения. Мне еще платили стипендию.

...И нас большая Родина хранила.
И нам Отчизна матерью была.
Она детей от смерти заслонила.
Своих детей для жизни сберегла...

Р. Рождественский

Опаленное горячим дыханием войны детство оставило неизгладимый след в моей судьбе. Я научилась ценить созидательное начало жизни, которому в мирное время посвятила всю себя, став детским врачом, проработав сорок лет с детьми на охране их здоровья в любимом мной городе Ленинграде – Санкт-Петербурге.

Илюхина (Беляева) Людмила Михайловна. Июль 1973 г.

P.S.
Как-то была на курсах по повышению квалификации по психиатрии, и мне пришлось испытать пережитую в детстве бомбежку на станции Бологое. Сокурсница ввела меня в гипнотическое состояние и предложила вспомнить, что было в шесть лет. Я закричала, вжалась в кресло, где сидела, обхватила голову руками. Сеанс был срочно прекращен. Все просили рассказать, что со мной стряслось в шесть лет. И только тогда я вспомнила, как сыпались на мою голову обломки щепок, щебня, кирпичей во время налета, увидела взметнувшийся столб желтого огня, как все горело.
Значит, этот страх жил в моей подкорке до сих пор.
Эти воспоминания – только частичка той страшной войны, которая никогда не должна повторяться. Берегите мир!
Сейчас мне 83 года, у меня два прекрасных сына: один из них врач-психиатр, другой – инженер-железнодорожник, две внучки и правнучка.

Илюхина (Беляева) Людмила Михайловна
Санкт-Петербург – Колпино