Максимов Николай Иванович
Родился в1905 году
Мой отец – Максимов Николай Иванович. Когда он погиб в воздушном бою 23 марта 1942 года, ему не было и 37 лет, он имел воинское звание в/инженер 2 ранга (майор) и занимал должность заместителя командира 248-го истребительного авиационного полка (ИАП). Вот что говорится в наградном листе о его последнем подвиге.
ПОСЛЕДНИЙ БОЙ
Рассказ об отце
В 2009 году в военкомате я получил орденскую книжку отца, подтверждающую награждение.
А еще раньше, работая в течение трех лет в Центральном архиве Министерства обороны, узнал подробности пребывания отца на фронте, а познакомившись с его личным делом – о военной службе в авиации начиная с 1926 года. И вообще о том, как он оказался в авиации. Почему летчик-испытатель оказался в действующей армии с первых дней войны, хотя было распоряжение на фронт их не посылать?
Вернусь к его последнему бою. Обстоятельства его гибели были изложены в письме сослуживца, мл. лейтенанта Харина Ивана Степановича, которое мы получили весной 1942 года, находясь с мамой и маленьким братишкой в эвакуации. Он писал, что отец с командиром эскадрильи Пигалицыным и еще тремя молодыми, только что прибывшими в полк, летчиками, вылетели на боевое задание. Произошла встреча с восемнадцатью фашистскими истребителями. Чтобы спасти молодых, никогда не бывавших в воздушных боях лутчиков, отец по радио приказал им срочно вернуться на свой аэродром. Остались вдвоум с комэском против 18 и приняли бой. Далее сослуживец сообщил, что в этом бою они сбили восемь вражеских самолетов, но и сами погибли.
В архиве спустя 60 лет я нашел официальные документы, по которым можно было судить о том, что же произошло на самом деле. А произошло следующее.
После больших потерь их полк находился на переформировании. Прибывало пополнение. Надо было тренировать молодых летчиков на слетанность. На такую тренировку и отправились в очередной раз.
Мне было интересно узнать, что случилось с молодыми летчиками в этом вылете. Пришлось познакомиться с журналом безвозвратных потерь в этот день. В журнале отмечено, что погибли Максимов и Пигалицын. Значит, действительно приказ отца молодые летчики выполнили и остались живы. Таким образом, с уверенностью можно утверждать, что ценой своих жизней командиры спасли своих молодых товарищей.
Что касается количества сбитых в этом бою немецких самолетов, то в отчете о боевых действиях фигурирует цифра два.
В письме сослуживца говорилось, что поскольку бой проходил в 60 км от их части над нашей территорией, летчиков хоронили наземные части. Далее указывалось место захоронения – село Хотомля Харьковской области.
После освобождения этой территории нашими войсками мама отправила туда запрос с целью подтверждения. Однако в пришедшем ответе было сказано, что администрации села ничего не известно.
Из личного дела отца следовало, что в 1926 году он поступил в подготовительную авиашколу в Ленинграде, а в 1927 году – в Качинскую авиашколу, которую окончил в 1929 году. После окончания школы получил назначение в киевскую авиабригаду в качестве летчика-истребителя (военлета). Там довелось ему служить вместе с такими в будущем выдающимися и известными авиаторами, как Павел Васильевич Рычагов (в 30 лет стал Главкомом ВВС, а затем попал под молох сталинских репрессий и осенью 1941 года расстрелян) и Владимир Александрович Судец (маршал авиации). Они были его друзьями. В Киеве он женился на моей маме, а в 1931 году родился я.
В 1933 году отец поступил учиться на инженерный факультет Военной воздушной академии им. проф. Н.Е.Жуковского. После ее окончания в конце 1938года был назначен в отдел испытания истребителей НИИ ВВС на должность ведущего инженера, летчика-испытателя. Знакомясь в РГВА с документами НИИ ВВС того времени, установил, что его работа на испытательном поприще была весьма успешной. В приказах отмечалось, что во время летных испытаний он неоднократно спасал опытные самолеты в связи с возникавшими аварийными ситуациями, демонстрируя при этом мужество и хладнокровие. Награждался крупными денежными премиями за свою испытательную работу.
В конце 1939 года вышло 45 постановлений Комитета Обороны СССР, предписывающих разработку новых самолутов с целью ликвидации отставания, образовавшегося к тому времени в наших ВВС. Одним из них конструкторскому бюро Яковлева поручалось разработать истребитель с заданными ТТХ. После выдачи заданий на разработку с главными конструкторами поочередно стал встречаться И.В.Сталин. Яковлев встречу со Сталиным подробно описал в своей книге «Цель жизни». Результатом этой встречи было обещание Яковлева Сталину сделать истребитель к ближайшему Новому году. И это несмотря на то, что он никогда до этого не конструировал боевые истребители!
31 декабря 1939 года Яковлев докладывает Сталину, что самолет в ангаре. Но что это был за самолут?! По существу был сделан только планер без всякой аппаратурной и приборной начинки с мотором. Но для Яковлева главное – доложить вождю о выполнении своего обещания. В предъявленном виде самолет не соответствовал никаким требованиям. И тем не менее его начали на заводе испытывать! Дело в том, что для принятия его на вооружение он должен был сначала пройти заводские испытания, а затем, если при этом он будет соответствовать предъявленным требованиям, ему надлежит пройти государственные испытания в НИИ ВВС. Самолет И-26 (опытный экземпляр самолета Як-1) в конце апреля 1940 года при заводских испытаниях потерпел катастрофу, погиб шеф-пилот яковлевского КБ Юлиан Пионтковский. Но Яковлев добивается представления второго экземпляра своего самолета, несмотря на многочисленные заводские не устранунные дефекты у последнего, вопреки установленным законом правилам, на государственные испытания в НИИ ВВС!
Рассказываю это так подробно потому, что ответственным за проведение государственных испытаний этого самолета и ведущим инженером был приказом назначен мой отец.
Несмотря на многочисленные попытки, самолет государственных испытаний каждый раз не выдерживал, и отец отказался подписывать акт об их благополучном исходе.
Воспользовавшись началом очередной кампании поисков «врагов народа», Яковлев пожаловался Сталину на то, что НИИ ВВС саботирует приемку на вооружение «вполне современного» его самолета. Сталин приказал Берии разобраться. И тот «разобрался»! В результате был арестован начальник НИИ ВВС генерал-майор авиации Филин А.И. – выдающийся летчик-испытатель, инженер, дважды награжденный орденом Ленина (23 февраля 1942 года без доказательства вины расстрелян), а 15 сотрудников НИИ ВВС, связанных так или иначе с самолетом Яковлева, уволены с формулировкой «...как не соответствующие своему предназначению». Приказ Наркома обороны об этом вышел 31 мая 1941 года, а 22 июня началась война. Отец получил назначение на должность заместителя командира в 293 ИАП, который дислоцировался на южном фронте, и немедленно отправился туда.
После начала войны отец изредка писал нам о своум житье-бытье на фронте. Впервых письмах писал, что его истребители сопровождали наши бомбардировщики, которые вылетали на бомбежку румынского города Констанца. В одном из писем рассказывал, что сбил немецкий Ме-109. Потом как подбили его и он совершил посадку на захваченной немцами территории, недалеко от их окопов, но успел выскочить из кабины горевшего самолета и спрятаться в болоте и искавшие его немцы не нашли. Описал, как ему помог добраться до своих колхозник, перевозивший воз сена. Все его письма носили оптимистический характер. Например, он писал, что все летчики его полка храбро воюют и потерь у них совсем немного. Плохо только то, что самолетов маловато. А когда с самолетами стало совсем плохо, он во главе команды из оставшихся лутчиков был в декабре 1941года направлен в Горький на авиазавод №21, чтобы там получить новые самолуты. Проездом из Ростова-на-Дону он вместе со своим подчиненным мл. лейтенантом Хариным, жителем Ульяновска, у которого там жила жена, заехал к нам в Ульяновск, где мы находились в эвакуации и жили у родной сестры отца. Тогда я видел отца в последний раз. В середине декабря они с Хариным уехали в Горький.
Поскольку самолетов долгое время не было, отец немного вкусил мирной жизни. Он сообщал, что встретил в Горьком своих бывших товарищей по НИИ ВВС и даже иногда «подлетывает».
Самолеты были получены только в двадцатых числах марта 1942 года. А последнюю весточку от него получили в виде открытки, датированной 21 марта, отправленной из Воронежа. Вернулся на фронт он уже не в свой полк. 23 марта он погиб.
А у нас началась жизнь без отца.
Можно много рассказывать о том, как наша мама, Максимова Наталия Ираклиевна, взвалив на свои хрупкие плечи заботу о двух еще совсем маленьких мальчишках, с достоинством, настойчивостью, терпением вырастила нас обоих. Не допустила, чтобы мы пошли по плохой дорожке. Настояла, чтобы оба учились в голодное и тревожное время. Проявляла непоказную любовь к нам обоим, совершала поступки со своей стороны и давала советы, которые определяли всю нашу дальнейшую жизнь. Не буду описывать, сколько несправедливости и унижений ей пришлось пережить, сталкиваясь с бездушными чиновниками. Но тем не менее следует признать, что государство все же проявляло заботу о семьях погибших его защитниках. За отца мы получали до совершеннолетия пенсию, которая позволила нам выжить. В решающие моменты нашей жизни находились люди, которые нам бескорыстно помогали. Так, например, когда решалась наша с братом дальнейшая жизнь, мама обращалась с письмами к маршалу Судец, и он, помня отца, помогал решить проблемы.
В результате мы оба с братом окончили среднюю школу. По подсказке мамы и в результате ее усилий мне разрешили сразу после школы поступать в ВВИА им. Жуковского. Успешно сдал вступительные экзамены. На втором курсе мне присвоили первое офицерское воинское звание. Окончив академию через 6 лет, стал военным инженером. Служил в летной части в качестве инженера полка по радиосредствам. Затем служил по своей специальности в Рижском высшем авиационном инженерном училище. В конце концов был переведун в Москву, в Военную академию им. Дзержинского, и в ней прошел путь от инженера учебной лаборатории до старшего преподавателя. В общей сложности прослужил в армии более 38 лет. Закончил службу в звании полковника, кандидата технических наук, доцента.
Младший брат после окончания средней школы учился и окончил среднее авиационное военное училище в Кирсанове. После этого служил в различных местах и гарнизонах как в нашей стране, так и за рубежом. Прослужил в общей сложности более 30 лет и демобилизовался в звании капитана. Сейчас живет со своей семьей в Монино Московской области.
Мама, к сожалению, совсем не старой, всего в 67 лет, ушла из жизни. Сказались непомерные переживания, выпавшие на еедолю.
В 1983 году, находясь в командировке по своим военным делам в Харькове, в киоске увидел карту Харьковской области и обнаружил на ней село Хотомлю. Оказывается, оно совсем близко от города. Мелькнула мысль, что хорошо бы туда съездить и попробовать что-нибудь узнать. Пошел к начальнику училища, генералу, которого хорошо знал по своей академии, когда тот в ней учился. Изложил свою просьбу о машине. Получил согласие. И вот мы вдвоем с коллегой из училища едем в Хотомлю.
Если коротко рассказать, что произошло дальше, то оказалось, что в сельсовете существуют списки погибших военнослужащих, которые, согласно указанию власти, к 30-летию Победы были изъяты из индивидуальных захоронений и помещены в одну братскую могилу, над которой установлена стела с фамилиями захороненных. Списки имеются. Я попросил их мне показать. Оказалось, что в них указано 89 человек, расположенных по старшинству воинских званий. Самым старшим оказался некий лейтенант. Я понял, что отца там нет. Поинтересовался, откуда известны фамилии фигурирующих в списке людей. Сказали, что это благодаря родственникам, приславшим копии извещений о гибели, в которых отмечено место захоронения – село Хотомля. С моей стороны последовал естественный вопрос: «А сколько всего захоронили?» Ответ ошарашил: «Тысяч пять».
Вот так! Пять тысяч погибших за небольшую украинскую деревню, а известны только 89.
В сельсовете мне сказали, что если в извещении о гибели отца имеется указание, что он похоронен в Хотомле, то его фамилия будет выбита на стеле.
Вернувшись в Москву, я не нашел извещения ни у себя, ни у брата. И только в 2003 году удалось его найти в архиве личных дел в горвоенкомате Москвы. Я снял копию и послал еесвоему коллеге, с которым в 83 году мы ездили в Хотомлю. Через два месяца получил от него сообщение, что он организовал, чтобы на стеле была выбита фамилия отца. Летом 2004 года мы с братом и племянником поехали в Хотомлю. Пребывание там снял на видеокамеру и сделал много фотографий. Оказалось, что там уже не стела, а большой памятник и число фамилий гораздо больше 89. Среди них и фамилия моего отца.
НИКОЛАЙ МАКСИМОВ
